Когда флакон открывается, память вспыхивает так же ярко, как запах скошенной мяты после дождя. Я наблюдаю за этим феноменом, занимаясь садом и коллекционированием ароматов уже тридцать лет. Возраст постепенно меняет палитру душистых пристрастий, словно огородник, который сначала сеет редис, а позднее отдает грядку капризной спарже.

Ольфакторные рецепторы понемногу теряют чувствительность, процесс именуют «олфакторная сенесценция». Возникает потребность в громких аккордах: амбровый базальт, смолистая лабданумовая корка, копчёный ветивер. Среди клиентов за шестьдесят популярностью пользуются гурманские формулы: какао-абсолю, солёная карамель, купаж прожаренных орехов.

Чувство пахнет иначе

Гормональная карта тоже перестраивается. Подъём дофамина у подростков заряжает интересом к искрящимися цитрусами акватика. Эстрогеновые волны молодости влекут к белоцветочным букетам. После сорока баланс сдвигается, и нота кожи начинает казаться родней, чем сахарная пена. Нос тянется к ароматам-архивам, хранящим первый поцелуй или запах свежей доски при строительстве дачного сарая.

Сменился ритм жизни — сменилась концентрация парфюма. Городская девушка хватается за парфюмерную воду, хозяйка загородного дома чаще выбирает плотный экстракт: меньше распылений, дольше шлейф, экономия места в корзине для инструментов.

Психологический созреватель

Двадцатилетний экспериментатор жонглирует фужерами колы и маракуйи. Тридцатилетний работяжка ценит лаконичный ирис с металлическим озоном. Сорокалетний стратег включает в гардероб специи: шафран, тмин, мускат. Пятьдесят плюс — эпоха чинного чаепития с жасмином, дымной берёзовой корой и табачным сухофруктов. Каждый период нуждается в ином поливе, иной освещённости — иначе растение вкуса сбросит листья.

Я предлагаю собрать «ароматный гербарий» на манер огородного севооборота. Зима приветствует хвойно-бальзамические композиции для сугробов и камина. Весна любит зелёные альдегиды, как молодая крапива. Лето приносит грузовую кислинку, осень дарит мшистую землистость.

Ароматный палисадник

Парфюмерный шкаф обустраиваю так: на верхней полке тихие цитрусы для утренних дел, ниже — срединные шипры для рабочих встреч, внизу — смолистые резервы, которые раскрываются под луной. Радуюсь принципу «три капельницы, не больше»: дозировка удерживает флер в пределах приватного пространства.

Люминесцентные лучи уничтожают молекулу линалоола, ведь она фотолабильна. Поэтому флаконы прячу в коробки из тонкого тридермана — специального картона с алюминиевой фольгой. Там же дожидается свою пору домашний мацерат: спирт, настоянный на розовых лепестках сорта «Вильям Лоб», набирает нюанс сухофруктов через полгода, напоминая выдержку портвейна.

Парфюмерное пристрастие растёт следом за человеком, как крона яблони, которой отвели время и пространство. Чуткое наблюдение, своевременная подрезка коллекции и уважение к физиологическим переменам дарят чистый шлейф, похожий на прозрачное облако над сиренью во дворе.